Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Отобрание ребёнка из семьи как мера защиты ребёнка от жестокого обращения». Если у Вас нет времени на чтение или статья не полностью решает Вашу проблему, можете получить онлайн консультацию квалифицированного юриста в форме ниже.
Адаптация в семье в среднем длится до года и проходит достаточно тяжело. Могут обостряться болезни, возникать неожиданные слезы и истерики, появляться отрицание всех и вся («не хочу», «не буду», «уйди») и даже агрессия. Все это закономерно и со временем обязательно пройдет при условии грамотности родителей и их искренней любви.
Жизнь ещё не закончена, пока не выращен любимый человек
Директор детского дома, где живёт Ангелина, рекомендует Людмиле поскорее забрать ребёнка – девочка чахнет на глазах. И умоляет опеку отдать девочку матери – но пока тщетно.
Попасть ребёнку в казённый дом просто. Выйти из него – гораздо сложнее. Пока ребёнок находится в детдоме, за него отвечает детдом. А если ребенка передали в семью – отвечает опека, подтвердившая, что у ребенка в семье будут все необходимые условия для развития и безопасность, физическая и эмоциональная. Но вдруг из-за доброты опеки что-то случится с подопечным?
Участвующий в судьбе Людмилы и Ангелины фонд «Дети наши» говорит: «Мать любит ребёнка, ребёнок любит мать». Опека отвечает: «Любовь – это не термин. Как вы её оцените и чем подтвердите? Тут одних чувств мало».
Одних чувств и правда мало. Но ведь есть дела. И одно из таких дел – изменение себя.
Людмила не передовик производства, она женщина «с прошлым»: дважды сильно оступилась и была наказана. Наказание отбыла и теперь жизнь дает ей новый шанс. Работать дворником – не зазорно, если работаешь честно. А начальство Людмилы даёт ей однозначные характеристики: трудолюбивая, неконфликтная, исполнительная, берёт сверхурочные, чтобы заработать. Деньги Людмила тратит на посильный уют в доме и дочь: покупает ей одежду, книги, игрушки.
На стене в доме Людмилы висят грамоты Ангелины – «за хорошую учёбу». Мать, сама не получившая профессии, гордится успехами дочери, хочет, чтобы дочь и после школы училась.
Советы будущим приемным родителям:
- Старайтесь не ориентироваться на мнение людей, которые сами не являются усыновителями: реального представления о детях-сиротах у них нет.
- Не стесняйтесь проводить необходимое медицинское и психологическое обследование ребенка до принятия решения. В любом случае, оно необходимо: нужно четкое понимать, что и как предстоит лечить.
- Не помешает все время помнить, что гены формируют темперамент, характер, отвечают за здоровье, но не за судьбу человека. Преступники и наркоманы – это результат воспитания и окружающего общества.
- Обращайтесь за помощью к психологам и юристам. Специалисты бесплатно консультируют в Центрах социальной помощи семье и детям.
- Не спешите. В случае сомнений, неуверенности или проблем в семье, ждите. Решайте свои вопросы и продолжайте общаться с другими приемными родителями.
- Если не можете «узнать» своего ребенка, воспользуйтесь обонянием. Запахи четко срабатывают на бессознательном уровне, подсказывая «мой человек» или нет.
- Не пытайтесь заранее нарисовать в воображении образ ребенка: все будет совсем не так, как вы ожидали. И даже не так, как вам рассказывали другие приемные родители – каждый случай индивидуален.
- У ребенка, оставшегося без родителей, в прошлом много тяжелого и плохого. Избавляться от этого груза он будет постепенно, с помощью новой семьи. Не торопите события – нужно время.
- Не ждите моментальной любви от приемного ребенка. Важно то, что вы уже изменили к лучшему жизнь маленького человека.
- Позвольте ребенку быть собой. Наблюдайте за его интересами, талантами и помогайте закрепить их. Разрешите малышу вырасти счастливым.
Все опрошенные эксперты сошлись во мнении, что действующее законодательство работает однонаправленно — на изъятие детей, а не на профилактику семей, столкнувшихся с трудностями.
«Если опека приняла решение об отбирании ребенка по какой бы то ни было причине, она будет подавать в суд на ограничение или лишение прав родителей, потому что того требует закон. Это не выбор опеки, не индивидуальное рассмотрение каждой ситуации, это просто формальная обязанность», — высказалась Альшанская.
Сама процедура отбирания весьма жестокая, беспощадная и к матери, и к детям, считает Леонова. По ее мнению, даже если ситуация была угрожающей жизни и здоровью детей, ребенок имеет право на объяснения, куда и почему он уезжает, почему это произошло. «И в острых ситуациях, когда взрослые в семье ведут себя неадекватно и представляют угрозу не только для ребенка, но и для специалистов, ребенок заслуживает очень деликатного объяснения и разговора в спокойной обстановке. Нашумевшие истории отбирания всегда выглядят одинаково: там бьются взрослые со взрослыми, а на детей не обращают внимания», — рассказала Леонова.
В идеальном варианте, говорит она, процедура изъятия должна проходить в максимально щадящей обстановке. Ребенку нужно объяснить все происходящее максимально понятно и деликатно. «Первое, что должен сделать специалист, — связаться с родственниками или близкими семьи, чтобы ребенок мог провести какое-то время со знакомыми людьми», — сказала Леонова.
Т. Павлова (одновременно): Ну, она может быть не такая четкая, но по факту мы все равно понимаем, что, если ребенок под опекой, такая ситуация возможна. И мы не знаем, что придет в голову биологическому родителю. И то ли он пойдет восстанавливаться, то ли не пойдет восстанавливаться, то есть, ну… Предполагать мы можем все, что угодно, но понимать надо, что этот риск – достаточно серьезный. И родители, которые хотят застраховаться от этого, они просто идут и усыновляют ребенка. Если родитель не усыновляет по каким-то причинам (ну, например, статус ребенка – биологический родитель ограничен может быть в правах; или, может быть, по каким-то другим, материальным причинам – что, вот, надо лечить ребенка, помогать, а выплаты на опекаемого ребенка в этом помогают), он осознано делает этот выбор: риск раскрытия информации против вот такой формы, против денег. Как-то сильно кардинально, на мой взгляд, это не отличается. Точно так же мы смотрим, что в интересах, что нет, точно так же мы автоматом не идем и не передаем никого никуда, точно так же мы имеем право предпринимать шаги для безопасности нашей семьи и ребенка приемного в том числе… Но ситуации, на самом деле, бывают действительно очень разные, и надо понимать, что третья сторона в виде биологических родственников, она может быть не всегда явна, но она, тем не менее, всегда есть.
Т. Павлова: Ну, как-то объясняют себе ее поступок, и, соответственно, не слишком порочат ее в глазах ребенка. А бывает, что наоборот – очень сильно настраивают, что она такая ужасная, плохая, совершила что-то страшное, и вообще ужасный человек… Причем детям, конечно, в этом случае очень сложно, особенно детям, которые имеют не самые плохие воспоминания о биологической семье. Возможно, мама была не самая лучшая, но если она его не била и как-то более-менее нормально к нему относилась, ребенок помнит, что мама была вроде ничего. Потом мама куда-то пропала, появилась вторая, и как-то в своей голове совместить, что хорошо, что плохо – довольно тяжело бывает. А еще потом вдруг выясняется, что она придет и заберет – ну вообще кошмар. Еще бывают ситуации, когда, например, родители выходят из тюрьмы и говорят ребенку: «Заберу», но фактически не забирают. То есть они обозначаются как-то, дергают опеку, иногда опекунов, но когда семья говорит: «Ну хорошо, давайте что-нибудь делайте реальное, давайте встретимся, давайте аккуратно как-то готовиться к передаче…» – возникают какие-то дополнительные требования. Ну, например, одна такая мама опекуну говорила: «Я к тебе в дом не пойду, ты мне ребенка приведи туда-то и туда-то, и я с ним погуляю. Ты мне должна». Вообще почему-то у таких биологических родителей какая-то идея нередко бывает, что опекун им обязан по гроб жизни. «Вот я тебе своего ребенка доверила, дала полюбить-повоспитывать, а теперь я же мать, я вернулась, все, верни мне ребенка – вынь да положь».
RT удалось связаться с биологическим отцом девочки Иваном Ермаковым. Он считает, что приёмной семье ребёнок нужен только из-за пособий, а его сожительница ни в чём не виновата — её просто подставили.
«Опекунша сразу подала на меня и жену иск о лишении родительских прав. Если лишат нас прав, получат 250 тыс. рублей. Конечно, хочется такие деньги заполучить», — жалуется Ермаков.
Татьяну, по его словам, посадили в тюрьму незаконно. Во время суда она была беременна.
«Когда в зоне она родила мальчика, мы расписались, и в свидетельство о рождении дочери я себя вписал, — рассказывает он. — А то, что мы пьём и не навещали дочь никогда, — неправда. Я всё это время собирал документы. Потом просил у руководства тысячу рублей в долг — не дали. Но я же скопил. Мне дали адрес опекунши, и я даже уже три раза с дочерью виделся».
Вместе с тем Иван Ермаков всё-таки надеется, что сумеет на новом месте наладить жизнь со своей женой после её освобождения. По словам мужчины, в Самаре ему будет помогать сестра.
«Закажу машину, согласую с опекой дату и поеду из Каменки (село в Пензенской области. — RT), где нет перспектив, в Самару. По дороге заедем в Сызрань дочь забрать. Пока не устроим её в ясли, сестра будет сидеть. Потом я буду утром водить и вечером забирать из садика, а на выходные буду сестре отдавать. Ещё мама у меня недалеко там живёт. Будем в гости иногда ездить», — говорит Иван. Где и кем он будет работать в Самаре, пока не знает.
Соседи Ивана и Татьяны к его словам относятся скептически.
«Таня провела последние лет 20 на зоне. Дочь она назвала в честь маминой бабушки, а та их даже на порог не пустила. У них нет газа, отопления, электроэнергию воруют, батареи пропили. И девочку сдали в детдом, потому что не нужна была и пить мешала», — рассказывает RT соседка Лариса.
По её мнению, и второй ребёнок может повторить судьбу девочки и оказаться в доме малютки.
«Он ей нужен был, чтобы срок меньше получить за поножовщину. Так ей пять-шесть лет грозило, а беременной два дали. Сейчас деньги получат, прогуляют и от детей откажутся», — считает женщина.
Один из сотрудников райотдела, который по службе сталкивался с семьёй, тоже не верит словам Ермакова.
«Девочке лучше будет в приёмной семье. Татьяна шебутная — выйдет, а через год снова заедет. У неё девчоночка родилась, а она бухала беспробудно, буянила, и Ивану доставалось от неё. Сам он не буйный и не такой — не алкаш, как она, но жилья нет, денег нет, работы нет», — говорит собеседник.
Как живут матери и дети, рождённые в тюрьме
Совместное проживание матери с новорождённым организовано в ничтожно малом количестве тюрем. В большинстве через некоторое время после родов заключённая возвращается в свою камеру, а младенец остаётся под присмотром врачей и нянь в доме ребёнка. В течение дня мать может приходить до шести раз, чтобы покормить малыша. Прогулки на свежем воздухе разрешены, но ограничены по времени — всего один или два часа в день. Таким образом мать практически не видится с новорожденным, что, конечно, удручает. А заключённые, сидящие в колонии, где нельзя организовать дом ребёнка, вынужденно разлучаются со своими детьми практически сразу после их рождения. В таких случаях детей перевозят в детские дома. Совершенно по-иному обстоят дела в тех колониях, где разрешено совместное проживание ребёнка и мамы.
Как вести себя во время проверки органами опеки
Самое главное, что нужно помнить – это то, что изъятие детей из семьи без оснований невозможно. Если в семье все нормально, между родителями и детьми хорошие отношения, нет никаких проблем с продуктами питания, учебой и одеждой, никто ребенка не заберет.
Примечание: запрещать сотрудникам ООиП входить в квартиру смысла нет, это их наоборот насторожит. Они все равно вернутся с полицейскими, и в жилье впустить придется.
На что обращает внимание комиссия в первую очередь:
- Внешний вид детей и родителей;
- Состояние жилья;
- Ремонт, санитарные условия.
Комиссия может проверить холодильник, провести беседу со всеми членами семьи, а также уточнить, нуждается ли несовершеннолетний в лекарствах и медицинской помощи, если есть признаки такового. В некоторых случаях опрашивают и соседей, чтобы получить характеристику на родителей.
Как нужно вести себя в ходе проверки:
- Не пытаться прогнать комиссию. Все равно до окончания детального обследования сотрудники не уйдут;
- Не грубить. Это только негативно отразится в акте в дальнейшем;
- Стараться вести себя вежливо, предоставлять доступ в комнаты детей;
- Не выражаться нецензурно и не угрожать комиссии. В первом случае могут привлечь к административной, во втором – к уголовной ответственности. Это не решит проблему, а только усугубит ее.
Если родители ведут себя уверенно и вежливо, комиссия только составит акт и передаст один его экземпляр в течение трех дней. Никаких проблем в дальнейшем не будет. Если же позволять себе угрозы в адрес комиссии или устроить скандал, одним оформлением акта дело не закончится.
Риск первый: родителям не хватает компетенций
«Нехватка родительских воспитательных компетенций», проще говоря – непонимание, почему ребенок себя так или иначе ведет и как на это реагировать. Например, у ребенка СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности). Пока он мал, родители думают, что справляются, но когда он попадает в школу и «ходит там по потолку», добавляется социальный прессинг. Учителя упрекают приемных родителей, что те плохо воспитали ребенка, а они искренне не знают, что с ним делать – не к парте же привязывать. Постоянно сидеть рядом тоже невозможно. В другом случае ребенок может в 8 или 10 лет хватать все руками, как младенец в три года. «Хватает» – и считает своим, так что его уже называют вором.
«В том и другом случае не работают наказания, работает только помощь», – уверена Наталья Степина. Правда, помощь специалиста будет эффективной только в том случае, если родитель тоже будет потихоньку обрастать знаниями, а с ними и пониманием, что происходит с их ребенком, почему и что нужно делать.
«Мы выбираем, нас выбирают»
– По поводу выбора ребенка… «Как выбрать ребенка?» – это звучит как-то ужасно…
— Ужасно – не ужасно, но это факт. Надо его выбрать. Надо очень хорошо включать голову, как именно выбирать. Надо определиться точно, ребенка какого возраста мы хотим? В декрете сидеть или уже в садик водить? Кому-то хочется полялькаться, а у кого-то такой ритм жизни, который они не готовы менять. Это не значит, что они плохие, если оценивают, какая у ребенка история, нет ли депривационных особенностей. Они знают, что с этим делать, они на это готовы.
Кто-то прямо берет постарше – 10 лет, потому что с ним уже можно договориться, потому что у него больше осознанности. Он тоже знает, зачем идет в семью, им с таким проще. Нужно оценить, где больше плюсов, а где минусов для будущих родителей. Обязательно узнать про здоровье детей. На что вы готовы? Ведь некоторые болезни могут дать о себе дать только с возрастом, после года, трех лет.
Ребенка выбирают по фотографии в базе данных. А потом органы опеки дают направление на посещение этого ребенка, и взрослые едут к нему знакомиться. Съездить можно только один раз, чтобы не травмировать психику ребенка, чтобы после трех-четырех раз он не ждал, не успел привыкнуть. А то вдруг после третьего-четвертого раза откажутся? Ребенок же живой. Он с чем останется? Он надеется.
Выбор ребенка – очень трудоемкий процесс, поэтому мы обсуждаем, задаем каверзные вопросы: что делать, если жене ребенок понравился, а мужу категорически нет, или наоборот. А что если они ждали, что екнет что-то (любимое слово у всех), а уже пятерых посмотрели, и ничего не екает. Что делать? Шестого идти смотреть или уже сменить критерии?
– Почему-то считают, что увидят и поймут, что «это мой»…
– Да. Потом приходят со слезами: «Я, наверное, плохая, я вообще не готова брать ребенка». – «Почему?» – «Я уже трех посмотрела, ничего не екает». А если человек в жизни не склонен к любви с первого взгляда, ему надо присмотреться, привыкнуть, подумать, то почему с ребенком любовь с первого взгляда случится? Надо просто головой выбирать, смотреть все параметры – какое здоровье, какая семья. А потом уже привыкать, присматриваться, притираться друг к другу.
– Какие наиболее частые мотивы для принятия детей в семью? Наверно, опека родственная?
– Иногда усыновителей много, иногда опекунов больше. В течение года обучение в школе приемных родителей проходят примерно 2 тыс. человек.
Школа повышает риск возврата ребенка в детдом
– Договариваются, передоговариваются, но всё равно возникают проблемы с возвратами. Мне звонила приемная мама, рыдала, говорила, что не справилась, хочет вернуть ребенка в детский дом. Непреодолимым препятствием стала школа. Вы помогаете в таких случаях?
– У замещающих семей есть служба сопровождения при опеке, которая их, с одной стороны, проверяет, с другой – оказывает психологическую и педагогическую помощь. Если какой-то кризис в замещающей семье, это, прежде всего, задача этой службы.
Бывает, обращаются с этим. Печально, что чаще всего обращаются, когда ситуация пиковая, точка невозврата уже пройдена. Если бы чуть пораньше, когда только начали эти негативные чувства возникать, тогда было бы проще помочь.
– Боятся, что скажут: «Ага, ты не справляешься», что начнут упрекать…
– В том числе. У обычных родителей есть социальная тревожность: как обо мне подумают. У приемных родителей и опекунов эта тревожность еще больше. Их же контролируют, должен же соответствовать… Бывает, довольно легкомысленно относятся к самой идее принять ребенка. Изначально мотивы были слабоваты, поэтому не вывозят потом. Оказывается, те минусы, которые есть в принятии ребенка, как-то не учли, очень романтизировали этот процесс. У кого-то реально сильно меняется семейная ситуация: кто-то умер, остались без работы.
Иногда – не полюбили. Вот никак. Им кажется, что это тоже причина для возврата ребенка. На самом деле, нет. Педагог в школе не любит всех детей или воспитатель в садике, но если он профессионал, он о них заботится, относится к ним с уважением, бережно. Любовь не возникает прямо тут же, сейчас. Привязанность, про которую я говорила, – мы двое, доверяем друг другу, – она же со временем формируется. Ждать, что она за месяц появится, нельзя. Надо пуд соли вместе съесть, тогда она сформируется постепенно.
– По поводу образования и школ: сотрудничаете или нет с этой сферой? Рассказываете учителям про привязанность, про депривацию, про то, что к таким детям нужно иное отношение?
— Хорошо бы, если так, но это не в рамках нашего госзадания. Бывает, мы отвечаем на запросы: записываем видеоролики, готовим раздатку, скидываем литературу для учителей. Есть книга Людмилы Петрановской «К вам в класс пришел приемный ребенок». Она именно для учителей и родителей написана.
Педагогический университет заказывает у нас спецкурс, мы им объясняем, что такое депривация, что такое приемные дети.
– Учитель, например, тоже сетовала, что их этому не учат, не объясняют. Она говорит: «Что мне делать 8 марта с детьми, у которых нет мамы».
– Сложный вопрос, да. Может, предложить сделать подарок учителю, однокласснице.
– Чем случаи возврата опасны для ребенка?
– Очень опасны. Когда ребенок появляется в семье, у него формируется привязанность к родителям, это базовое чувство безопасности – «я хороший, мир хороший и безопасный, тут можно прекрасно существовать». Из таких детей вырастают люди спокойные, уверенные, целеустремленные. Если вдруг привязанность не формируется или нарушается, то нарушается базовое чувство безопасности – «небезопасно в мире» или «меня любить не за что».
Очень многие дети думают: «Я какой-то не такой, поэтому от меня отказались».
Если вдруг ребенок попадает в приемную семью, он сначала не очень доверяет: плавали, знаем. Базовая безопасность уже нарушена. Если у него формируется вторичная привязанность, то он снова научается верить взрослым – «оказывается, меня могут любить, мир может быть безопасным». И тут – оп! – его отдают обратно. И привязанность рушится.
«Мы пошли в детективное агентство „Лунный свет“»
Дети из детдома, не знакомые со своими биологическими родителями, обычно не хотят их искать. Они чувствуют глубокую обиду за то, что их бросили. Так было и у моего мужа, который не знал своих мамы и папы. Но позже он поменял мнение и захотел изучить свои корни. Они с младшей сестрой знали только имя и фамилию матери, а также место её рождения.
Однажды у нас с мужем случился отпуск, во время которого мы никуда не поехали. Делать нам было нечего, и мы решили, что займёмся поисками его родственников. Сначала пошли в детективное агентство с фантастическим названием «Лунный свет», прямо как в сериале. Но там заломили настолько же фантастическую цену за решение каждого нашего вопроса. И мы решили, что попробуем сами.
Я порылась в интернете и нашла деревню, из которой была родом мама мужа. Выяснилось, что её переименовали и на сегодня там осталось всего лишь пара жилых домов. Мы поехали туда и начали просто стучаться в двери и задавать вопросы. Один дедушка вспомнил нужную нам семью. Он же сообщил, что в соседнем селе до сих пор живёт дядя мужа. Мы поехали туда. В сёлах все друг друга знают, и нам быстро указали, куда идти. А потом дядя дал Серёже номер телефона его биологической матери.
Оказалось, что она живёт в Челябинской области, поэтому после первого созвона они какое-то время общались по телефону. Потом решили встретиться и выбрали для этого городок Димитровград в Ульяновской области: там, как оказалось, жила Серёжина тётя.
Выяснилось, что отец Сергея тоже был из Димитровграда, но уже умер. Зато живыми оказались мать и брат отца. Благодаря последнему муж смог сделать ДНК-тест и удостовериться, что это действительно его кровные родственники. Так он обрёл бабушку и дядю.
Мать рассказала Серёже, почему они с сестрой оказались в детском доме. По её словам, она была слишком молодой, когда с разницей в год родила двоих детей. Вместе с малышами она одна жила в общежитии в Пензе, и денег вечно не хватало. Она стала употреблять много алкоголя, поэтому детей забрали социальные работники.
Позже Серёжа нашёл общагу, в которой они жили, и поговорил с соседями. Одна женщина вспомнила его семью и рассказала, что органы опеки вызвали жильцы дома, потому что испугались за детей. Малыши часто оставались одни, а однажды Серёжу, которому тогда было полтора года, увидели ходившим по краю балкона. Он просто чудом не упал вниз.
Больше детей у Серёжиной матери не было. Через пару лет после встречи с сыном она умерла. Муж говорит, что не держит на неё обиды.
«Моё детство — не проблема и не табу»
Иногда мне кажется, что детей из детдомов слишком много жалеют, они подсаживаются на ощущение, что им все всё должны. Многие из тех, кто выпускается из детского дома, не готовы к взрослой жизни. Не умеют планировать бюджет и распоряжаться им — ведь раньше это было не нужно. Люди словно считают, что кто-то должен всё решить за них, как в детдоме: что поесть, какую одежду купить, сколько раз в неделю мыться. А когда им предоставляют выбор, теряются.
К тому же после выпуска в голову бьёт свобода: теперь можно делать всё что угодно и никто не сделает замечание. Начинается бесконечный кутёж, кто-то сразу пускается во все тяжкие. Такие люди в итоге просто проедают или пропивают свои пособия, сидя в выданной им квартире, а потом ищут лёгких денег.
При этом в моём окружении много исключений. У нас с мужем куча друзей, которые провели детство в социальном учреждении, но сейчас у них есть семьи и карьеры и в жизни всё хорошо.
Как себя вести, когда сотрудники опеки в квартире
Итак, к вам постучали люди, которые заявляют, что они являются сотрудниками ООП и пришли проверить жилищные условия вашего ребенка. Главное в такой ситуации – не паниковать. Для начала вы должны поинтересоваться, на каком основании проверяющие появились у вашего порога и попросить предъявить документы. Если с документами все в порядке, то вы смело можете пропустить незваных гостей к себе в дом.
На что обращают внимание проверяющие:
- в каком состоянии находится жилое помещение, не требуется ли в квартире ремонт;
- внешний вид всех членов семьи;
- насколько чисто в квартире (имеется в виду именно чистота, а не творческий беспорядок, созданный в процессе игры);
- наличие спальных мест;
- наличие и свежесть продуктов питания;
- отсутствие насекомых (тараканов, клопов);
- физическое, а также моральное состояние детей (нет ли у них следов побоев, насколько здоровыми и ухоженными они выглядят);
- манера общения членов семьи между собой;
- наличие или отсутствие следов злоупотребления алкогольными напитками или наркотическими веществами.
Схватить пострадавшего и запихнуть в детдом
— Это правда, что на сегодняшний день фактически нет иных вариантов, кроме изъятия ребенка из семьи, где по отношению к нему — действительно или возможно — проявляют насилие?
-К сожалению, на практике — да.
Очень часто, когда речь идет об угрозе для ребенка — например, папа или мама, или бабушка иногда выпивают и проявляют насилие по отношению к ребенку — вместо того, чтобы удалить этого взрослого, мы хватаем ребенка и запихиваем его в детский дом! Получается, он пострадал дважды: сначала он стал жертвой какого-то жестокого обращения, а потом его, в общем-то, сажают «в тюрьму» за то, что он стал жертвой. Почему так это происходит – большой вопрос! Наверное, потому, что никогда не задумывались в такой ситуации о благополучии ребенка.
Его благополучие – это, прежде всего, какая-то стабильность. Это наличие близких, заботящихся о нем взрослых, чтобы ему не было страшно, тревожно и одиноко в этой довольно стрессовой ситуации разборок, связанных с семьей.
Здесь может быть много вариантов. Если очевидно, что кто-то один из родителей наносит ребенку вред, я думаю, должна быть возможность подписать некий судебный ордер, который бы на время расследования запрещал бы этому родителю проживать в этой квартире и приближаться к ребенку. Пусть он едет к своим родственникам, снимает гостиницу. В крайнем случае, можно и нужно, наверно, создавать кризисные центры, как для женщин, так и для мужчин, которые являются в семье насильниками. То есть не только для жертв, но и для тех, от кого исходит угроза. Потому что все-таки, когда человек проявляет агрессию в первый раз, он может понять, что путь исправления еще не заказан.
Когда отселить человека невозможно или он отказывается покинуть помещение (при этом понятно, что у нас пока нет никаких судебных решений, позволяющих выселить его принудительно), переводить ребенка совместно с другими родителем или родственников в кризисный центр.
Если есть подозрение на сексуальное насилие в семье, и подозреваемый в насилии уходить не собирается, и в СИЗО его помещать не торопятся, понятно, что мы не можем оставить ребенка с ним. В таком случае ребенок вместе с другим родственником — например, с бабушкой — может быть временно размещен в каком-то кризисном центре, на время расследования.
Сегодня же, к сожалению, вариант только один: люди, которые не являются специалистами в детско-родительских отношениях, в вопросах распознания насилия, должны на глазок определить, что в семье происходит. Не являясь экспертами, они обычно обращают внимание на какие-то бытовые вещи. К тому же они должны очень быстро принять решение: отобрать – не отобрать. Причем мы не даем людям, которые принимают это решение, никакого времени. Оно принимается мгновенно! То есть человек должен мгновенно, не будучи специалистом, определить, что теперь из этой семьи ребенка можно забрать навсегда.
Если отбирают, значит, дальше ребенок едет «по этапу». При этом, если отобрание случается законно. То есть оформляется именно как отобрание. А тут один вариант ровно есть -по 77-й статье, это значит, в семидневный срок они обязаны подать иск в суд на лишение или ограничение родительских прав. То есть сама процедура не предполагает обратного пути! Просто считается, что отобрание детей — это крайняя мера.
— Сколько детей изымают в год?
— У нас в прошлом году было зафиксировано около трех с половиной тысяч отобраний, если не ошибаюсь.
— Это статистика по Москве?
— Нет, по России. Это семьи, которые прошли по 77-й статье. Но в реальности детей, которые увезены из семей государственными органами, намного больше, но они все оформлены либо по акту о безнадзорности, который оформляет полиция, либо по «добровольно-принудительному» заявлению о размещении детей в приют или детский дом, подписанному родителями.
— Речь не только о приемных семьях, а о любых?
— Статистика этого не разделяет. Но, конечно, чаще всего это касается кровных семей, с приемными такое случается намного реже.